Premier group

Летели дни, крутясь проклятым роем...

Вино и страсть терзали жизнь мою...

И вспомнил я тебя пред аналоем,

И звал тебя, как молодость свою...



Я звал тебя, но -ты не оглянулась,

Я слезы лил, но ты не снизошла.

Ты в синий плащ печально завернулась,

В сырую ночь ты из дому ушла.

Не знаю, где приют своей гордыне

Ты, милая, ты, нежная,нашла...

Я крепко сплю, мне снится,плащ твой синий,

В котором ты в сырую ночь ушла...



Уж не мечтать о нежности, о славе,

Все миновалось, молодость прошла?

Твое лицо в его простой оправе

Своей рукой убрал я со стола.

По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух.



Вдали над пылью переулочной,

Над скукой загородных дач,

Чуть золотится крендель булочной,

И раздается детский плач.



И каждый вечер, за шлагбаумами,

Заламывая котелки,

Среди канав гуляют с дамами

Испытанные остряки.



Над озером скрипят уключины

И раздается женский визг,

А в небе, ко всему приученный

Бесмысленно кривится диск.



И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен

И влагой терпкой и таинственной

Как я, смирен и оглушен.

А рядом у соседних столиков

Лакеи сонные торчат,

И пьяницы с глазами кроликов

"In vino veritas!"* кричат.



И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?),

Девичий стан, шелками схваченный,

В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,

Всегда без спутников, одна

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.



И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.



Глухие тайны мне поручены,

Мне чье-то солнце вручено,

И все души моей излучины

Пронзило терпкое вино.

И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу,

И очи синие бездонные

Цветут на дальнем берегу.



В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

Я не люблю пустого словаря

Любовных слов и жалких выражений:

"Ты мой", "Твоя", "Люблю", "Навеки твой".

Я рабства не люблю. Свободным взором

Красивой женщине смотрю в глаза

И говорю: "Сегодня ночь. Но завтра -

Сияющий и новый день. Приди.

Бери меня, торжественная страсть.

А завтра я уйду - и запою".



Моя душа проста. Соленый ветер

Морей и смольный дух сосны

Ее питал. И в ней - всё те же знаки,

Что на моем обветренном лице.

И я прекрасен - нищей красотою

Зыбучих дюн и северных морей.



Так думал я, блуждая по границе

Финляндии, вникая в темный говор

Небритых и зеленоглазых финнов.

Стояла тишина. И у платформы

Готовый поезд разводил пары.

И русская таможенная стража

Лениво отдыхала на песчаном

Обрыве, где кончалось полотно.

Так открывалась новая страна -

И русский бесприютный храм глядел

В чужую, незнакомую страну.



Так думал я. И вот она пришла

И встала на откосе. Были рыжи

Ее глаза от солнца и песка.

И волосы, смолистые как сосны,

В отливах синих падали на плечи.

Пришла. Скрестила свой звериный взгляд

С моим звериным взглядом. Засмеялась

Высоким смехом. Бросила в меня

Пучок травы и золотую горсть

Песку. Потом - вскочила

И, прыгая, помчалась под откос...

Я гнал ее далёко. Исцарапал

Лицо о хвои, окровавил руки

И платье изорвал. Кричал и гнал

Ее, как зверя, вновь кричал и звал,

И страстный голос был - как звуки рога.

Она же оставляла легкий след

В зыбучих дюнах, и пропала в соснах,

Когда их заплела ночная синь.

И я лежу, от бега задыхаясь,

Один, в песке. В пылающих глазах

Еще бежит она - и вся хохочет:

Хохочут волосы, хохочут ноги,

Хохочет платье, вздутое от бега...

Лежу и думаю: "Сегодня ночь

И завтра ночь. Я не уйду отсюда,

Пока не затравлю ее, как зверя,

И голосом, зовущим, как рога,

Не прегражу ей путь. И не скажу:

"Моя! Моя!" - И пусть она мне крикнет:

"Твоя! Твоя!"

Благословляю все, что было,

Я лучшей доли не искал.

О, сердце, сколько ты любило!

О, разум, сколько ты пылал!

Пускай и счастие и муки

Свой горький положили след,

Но в страстной буре, в долгой скуке

Я не утратил прежний свет.

И ты, кого терзал я новым,

Прости меня. Нам быть — вдвоем.

Все то, чего не скажешь словом,

Узнал я в облике твоем.

Глядят внимательные очи,

И сердце бьет, волнуясь, в грудь,

В холодном мраке снежной ночи

Свой верный продолжая путь.

Ты — тень теней...

Тебя не назову.

Твое лицо —

Холодное и злое...



Плыву туда — за дымку дней — зову,

За дымкой дней,— нет, не Тебя: былое, —



Которое я рву

(в который раз),

Которое,— в который

Раз восходит,—



Которое,— в который раз алмаз —

Алмаз звезды, звезды любви, низводит.

Так в листья лип,

Провиснувшие,— Свет

Дрожит, дробясь,

Как брызнувший стеклярус;



Так,— в звуколивные проливы лет

Бежит серебряным воспоминаньем: парус...

Так в молодой,

Весенний ветерок

Надуется белеющий

Барашек;



Так над водой пустилась в ветерок

Летенница растерянных букашек...



Душа, Ты — свет.

Другие — (нет и нет!)—

В стихиях лет:

Поминовенья света...



Другие — нет... Потерянный поэт,

Найди Ее, потерянную где-то.



За призраками лет —

Непризрачна межа;

На ней — душа,

Потерянная где-то...

Тебя, себя я обниму, дрожа,

В дрожаниях растерянного света.

Был тихий час. У ног шумел прибой.

Ты улыбнулась, молвив на прощанье:

"Мы встретимся... До нового свиданья..."

То был обман. И знали мы с тобой,



что навсегда в тот вечер мы прощались.

Пунцовым пламенем зарделись небеса.

На корабле надулись паруса.

Над морем крики чаек раздавались.



Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн.

Мелькал корабль, с зарею уплывавший

средь нежных, изумрудно-пенных волн,

как лебедь белый, крылья распластавший.

И вот его в безбрежность унесло.

На фоне неба бледно-золотистом

вдруг облако туманное взошло

и запылало ярким аметистом.

Далекая, родная,-

Жди меня...



Далекая, родная:

Буду - я...



Твои глаза мне станут

Две звезды.



Тебе в тумане глянут -

Две звезды.



Мы в дали отстояний -

Поглядим;



И дали отстояний -

Станут: дым.

Меж нами, вспыхнувшими,-

Лепет лет...



Меж нами, вспыхнувшими,

Светит свет.